Джессика поцеловала Леди в морду.
– Я люблю тебя, Леди. Мы тебя вылечим.
Собака не прореагировала.
Макс тоже присел на корточки и прижался лицом к груди овчарки.
– Мы все любим тебя, Леди. Ты должна встать, иначе пропустишь завтрак.
Том внезапно сообразил, что никто из них не завтракал. Было половина десятого.
– Когда мама вернется, она поможет Леди, – заявила Джессика.
– Конечно, – отозвался Том. – Должно быть, вы проголодались, ребята. Что вы хотите – французские тосты?
Келли всегда готовила детям французские тосты по воскресеньям.
– Ты их пережариваешь, – сказал Макс.
Поднявшись, он взял пульт и начал переключать каналы.
– Постараюсь не пережарить.
– А почему мама не может поджарить тосты?
– Обязательно поджарит. Я просто могу приготовить несколько штук, пока она не вернулась.
– Я не голоден, – сердито сказал Макс.
– Хотите хлопья?
– Ты их тоже пережариваешь, папа, – сказала Джессика, подражая брату.
– А мы не можем сегодня пойти на пляж? – спросил Макс. – Мама говорила, что пойдем, если будет хорошая погода. Вроде бы она хорошая, верно?
Том посмотрел в окно. Голубое небо обещало прекрасный летний день.
– Посмотрим.
Лицо Макса вытянулось.
– Она обещала!
– В самом деле?
– Да!
– Ну, мы спросим ее, когда она придет домой, что она хочет сегодня делать, ладно?
– Она, наверно, просто захочет выпить водки, – сказала Джессика, не поднимая взгляд.
Том не был уверен, что расслышал правильно.
– Что ты сказала, дорогая?
Девочка продолжала гладить собаку.
– Джессика, что ты сказала?
– Я видела, как она эта делала.
– Что делала?
– Я обещала не говорить.
Том нахмурился.
– Не говорить о чем?
– Ни о чем.
В дверь позвонили.
Макс выбежал в прихожую, возбужденно крича:
– Мама вернулась!
Джессика вскочила и побежала за братом. Том последовал за ними.
Макс открыл входную дверь и с мрачным удивлением уставился на высокого чернокожего мужчину в блестящем кожаном пиджаке и голубых брюках, стоящего на пороге. Джессика застыла, как вкопанная.
То́му не понравилось выражение лица детектива.
Гленн Брэнсон присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Джессикой.
– Привет, – поздоровался он.
Девочка метнулась в кухню. Макс не двигался с места, продолжая в упор глядеть на посетителя.
– Могу я поговорить с вами? – обратился Брэнсон к Тому.
– Да, конечно. – Том жестом пригласил его войти.
Брэнсон посмотрел на Макса.
– Как дела?
– Леди не просыпается, – пожаловался мальчик.
– Леди?
– Наша собака, – объяснил Том. – Думаю, она заболела.
– Понятно.
Макс никак не уходил.
– Почему бы тебе не взять хлопьев для себя и сестры? – предложил Том.
Макс нехотя повернулся и поплелся в кухню. Том закрыл входную дверь.
– У вас есть новости? – Он все еще был озадачен словами Джессики о водке. Что имела в виду дочь?
– Мы нашли «ауди»-универсал, в котором, как вы сказали, уехала ваша жена, – тихо заговорил Гленн Брэнсон. – Рано утром он сгорел на Дитчлинг-Бикон, вероятно подожженный какими-то вандалами. Мы проверили номера шасси – он зарегистрирован на ваше имя.
– Сгорел? – Том замер, открыв рот.
– Боюсь, что да.
– А моя жена? – Том задрожал всем телом.
– В машине никого не было. Такое постоянно случается на уик-энды. Автомобиль угоняют, чтобы прокатиться, а потом поджигают для забавы или чтобы избавиться от отпечатков пальцев.
Тому понадобилось несколько минут, чтобы осмыслить услышанное.
– Жена отвозила домой няню, – сказал он. – Каким образом машину могли угнать?
Детектив-сержант не ответил.
У Брайтона и Хоува столько разных лиц, думал Грейс, и столько разных людей. Казалось, будто некоторые города разделены на разные этнические общины, но здесь общины были скорее социальными.
Обеспеченные пожилые люди жили в особняках или просторных квартирах, летом играя в крикет на Каунти-Граунд, гоняя шары на лужайках Хоува, сидя в шезлонгах на набережной или на пляже, а зиму проводя в Испании или на Канарах. Старики же победнее мерзли всю зиму – а иногда и половину лета – в сырых муниципальных квартирах.
Состоятельный средний класс обитал в шикарных домах района Хоув-4 или на побережье. Те же, кто поскромнее – вроде Грейса, – жили в западной части вплоть до пригорода Саутуика, за торговым портом Шорэмская гавань и в других районах, тянущихся вплоть до Даунса.
Яркость и оживленность придавали Брайтону и Хоуву бросающееся в глаза сообщество геев, а также студенты из Суссекского и Брайтонского университетов и других колледжей, колонизировавшие целые районы. Даже преступники разделялись на более видимых – наркоторговцев, прячущихся в темных уголках при малейших признаках полицейской машины, – и куда менее заметных их боссов, живущих за высокими оградами в роскошных домах Дайк-роуд-авеню и примыкающих к ней улиц.
Муниципальные застройки обрамляли город – два самых крупных квартала, Маулскомб и Уайтхок, давно пользовались дурной репутацией, хотя, по мнению Грейса, не особенно заслуженной. Преступлений и насилия хватало во всем городе, поэтому многие утешались, тыча пальцем в эти кварталы, словно там обитали другие подвиды Homo sapiens, а не обычные, в основном вполне достойные люди, которым просто не хватало денег на более респектабельное жилье.
Существовали и деклассированные элементы. Несмотря на регулярные попытки убрать их с улиц, как только наступало тепло, бомжи и пьяницы появлялись на тротуарах, автобусных остановках и у магазинов. Это плохо отражалось на туризме, а еще хуже – на совести остальных жителей города.