Они вновь прошлись по списку из четырех пропавших без вести женщин, и Грейс велел Николлу раздобыть любые материалы, пригодные для анализа ДНК каждой. Тот подробно доложил, как дюйм за дюймом продвигаются поиски головы и левой руки в районе обнаружения тела. Сам Грейс сильно сомневался, что они увенчаются успехом. Разве что им повезет с рукой, которую могла уволочь какая-нибудь собака или лисица. Но в то, что удастся найти голову, он не верил.
Затем Рой сделал еще один короткий звонок, чтобы узнать, как продвигается судебный процесс по делу Суреша Хоссейна – делу, ставшему для него глубоко личным. Процесс шел через пень-колоду: представитель прокуратуры наделал кучу грубых ошибок, да и сам Грейс повел себя не так, как следовало бы. Он свалял дурака, показав улику – ботинок, принадлежавший жертве, – медиуму, и пронюхавший об этом адвокат выставил его в суде на посмешище.
Тем временем доктор Теобальд продолжал свою работу – как обычно, мучительно медленно и методично. Обследование содержимого желудка покойной показало, что незадолго до смерти она ничего не ела, что в определенной степени помогало установить время убийства: скорее всего, ранним, а не поздним вечером, поскольку жертва не ужинала. Запах алкоголя тоже отсутствовал (а он бы обязательно сохранился даже после пары стопок), что свидетельствовало о том, что жертва, скорее всего, хотя и не обязательно, не посещала баров.
Приблизительно в половине первого, когда Грейс вновь отошел позвонить Дэннису Пондсу, чтобы получить подтверждение насчет назначенной на два пресс-конференции, к нему подскочил Гленн Брэнсон – с настолько ошарашенным видом, что его лицо казалось желтоватым.
– Рой, тебе лучше взглянуть на это самому!
Грейс, уже начавший было набирать номер, дал отбой и последовал за ним. Ему сразу бросилось в глаза, что все, окружившие прозекторский стол, застыли в потрясенном молчании. Подойдя поближе, Рой уловил омерзительную вонь экскрементов и кишечных газов.
Грудная клетка женщины была вскрыта, ее сердце, легкие и остальные жизненно важные органы – извлечены и лежали рядом, аккуратно разложенные по пакетам. Грейс знал, что после завершения экспертизы, в ходе которой тело превратится в пустую оболочку, их вернут на место.
На операционном подносе с металлической окантовкой, установленном чуть выше тела, в месиве из крови, экскрементов и слизи лежала похожая на длинную сосиску светло-коричневая трубка диаметром около дюйма. Доктор Теобальд, сделавший в ней надрез, стоял, растягивая пинцетами его края так, чтобы все могли видеть содержимое.
Патологоанатом повернулся к Грейсу – его и без того всегда мрачная усатая физиономия казалась почти зловещей. Он кивнул в сторону подноса.
– Рой, мне кажется, вам стоит на это взглянуть.
Анатомия никогда не была коньком Грейса, и порой, рассматривая органы трупа, он не сразу мог сориентироваться и понять, что это такое вообще. Он опустил глаза, пытаясь сообразить, что же ему подсунули на этот раз. Похоже, часть толстого кишечника, подумал Рой. Пока он приглядывался, доктор Теобальд растянул разрез еще шире, и Грейс увидел… нечто невероятное.
То, что уже видели все присутствующие в комнате.
То, что заставило его, не веря собственным глазам, сначала податься поближе, а затем застыть в состоянии глубочайшего шока.
Мгновение спустя Грейс резко отшатнулся, словно хотел убежать отсюда прочь.
– Господи! – хрипло пробормотал он и, закрыв глаза, почувствовал, как кровь отливает от головы. В животе забурлило. – О боже праведный!..
Это был толстый блестящий черный жук двух дюймов длиной с мохнатыми лапками и полосатой спинкой, чью голову украшал большой кривой рог.
Фрейзер Теобальд осторожно ухватил его пинцетом и поднял над столом, выставляя на всеобщее обозрение. Существо не шевелилось.
Грейс, относившийся к жукам, мягко говоря, без особого восторга, отступил еще на шаг. Он вообще на дух не выносил насекомых, всю жизнь боялся пауков, да и к жукам относился крайне настороженно. А этот был – о боже! – и в самом деле омерзительной тварью.
Рой глянул на Клио и уловил на миг промелькнувшую у нее на лице гримасу отвращения.
– Кто-нибудь знает, что это такое? – дрожащим голосом спросил Брэнсон, указывая на поднос и, таким образом, освобождая Грейса от необходимости задать этот заведомо нелепый вопрос самому.
– Разумеется, ее ректальный проход, – как само собой разумеющееся, ответил Теобальд, поднося жука к носу.
Кончики его длинных усов начали подрагивать так, точно вот-вот растопырятся на отдельные волоски на манер жучиных лапок. Брэнсон брезгливо отвернулся.
Патологоанатом глубоко втянул воздух.
– Формальдегид, – объявил он и протянул насекомое Грейсу, как бы прося подтверждения.
Поборов отвращение, детектив-суперинтендент тоже принюхался. И мгновенно уловил запах, напомнивший ему об уроках биологии в школе.
– Да, – согласился он и тоже взглянул на поднос.
– Потому-то я и не нашел его при визуальном обследовании – он был введен слишком глубоко.
Грейс оценивающе посмотрел на отсеченный доктором фрагмент прямой кишки – сфинктер мертвой молодой женщины.
– Фрейзер, как, по-вашему, он был введен до или после смерти?
– Трудно сказать.
Тогда Грейс задал вопрос, вертевшийся у всех на языке:
– Но зачем?
– А уж это предстоит выяснить вам, – развел руками Теобальд.
– Помните «Молчание ягнят»? – вмешался Брэнсон, стоявший в дальнем конце комнаты, опираясь на рабочую полку рядом с раковиной.